(Воспитание чувств – ч. III.)
Подчиненный или начальник – это общая судьба. Почти как родиться – женщиной или мужчиной. Правда, здесь выбор разнообразней – можно испытать как те, так и другие ощущения. Естественно, при этом возникают различные внутренние диалоги. Человек рассуждает то с позиций подчиненного, то – начальника. И записывает эти диалоги в своем внутреннем дневнике.
В дневниках, как известно, события излагаются крайне субъективно. Но какой субъект вообще может судить о людях и событиях объективно?
1.
Вот они опять спорят о моем воспитании. Конечно, чему такой неудачник, как мой отец, может меня научить? И действительно, не знаю, чем он вообще занимается. Правда, ему лучше не возражать, в последний раз так приложил, мало не показалось. Вообще с ним главное – вовремя признать свою вину. Даже если ее нет. Гибче надо быть, существенно гибче.
А теперь нужно искренне объяснить матери, как я ее люблю. С отцом это сложнее: от таких признаний, если сделать их неожиданно, у него будет культурный шок. Последствия непредсказуемы – то ли скажет в ответ гадость, то ли даст денег. Нет, сегодня лучше не экспериментировать.
Как они любят считать себя самыми умными. Семейный авторитет одно слово. Кормильцы и поильцы. Что ж, ничего не поделаешь, придется пойти им навстречу.
Люблю ли я своих родителей? Глупый вопрос. Конечно, люблю. Но причем тут любовь, когда мне приходится делать то, что не хочется? Если я это не сделаю, это же не означает, что я их буду меньше любить, ведь верно? Но от меня требуют подчинения, а если я все же делаю что-нибудь по-своему, говорят, что я их не люблю. Женская логика, ничего не поделаешь. Так что лучше демонстрировать готовность к подчинению, это для них и есть трудная подростковая любовь. Кстати, на самом деле трудная, кто бы спорил.
2.
Конечно, я хочу, чтобы меня все любили, уважали, заглядывали мне в рот, ожидая, чего я скажу в следующий момент. А вы были бы против? Вы были бы против своих фотографий в центре интервью, данного вами на целую полосу? Ну да, конечно, вы нуждаетесь только в уважении тех, кого вы сами уважаете. А что, мнение широкой публики вам совершенно безразлично? Да, и после того, как вы так отвечаете, вы считаете себя человеком с демократическими убеждениями. Ну-ну.
Конечно, начальники умнее нас, а иначе они не были бы начальниками. А те, кто выступают по телевизору, так вообще – кладезь премудрости. Конечно, они иногда ошибаются, с кем не бывает. Но ты сначала стань начальником, а потом ошибайся. А пока ты должен научиться правильно выполнять его распоряжения.
Тот не будет начальником, кто не умеет подчиняться. А я, конечно же, хочу быть начальником. И чем больше у меня будет подчиненных и меньше начальников, тем лучше. Ответственность? А это что такое? С меня – спросят? Вон он – начальник нашего отдела. Подойди и спроси с него чего-нибудь.
3.
Однако это интересная тактика – ничего не делать и говорить, что те, которые нами управляют, ничего не знают. Оказывается, так тоже можно стать известным. Главное тут – принципы. Нас должно быть много. Или я чего-то не понимаю?
Здесь еще что важно – кто кого перекричит. Те, кто молчат, те, получается, соглашаются. И это как в нашей конторе, так и в стране. Тех, кто молчит, по телевизору не показывают. А показывают тех, кто громко объясняет, как здорово все то, что они придумали.
Время от времени крикуна делают начальником. И что же? По большей части он продолжает ту же линию. Иногда оказывается хуже, иногда – лучше. Почему-то ему никогда не удается осуществить то, о чем он кричал. Так что все просто – кричи, тебе либо заплатят, либо посадят на царство. Если хочешь только денег, то кричи что-нибудь уж совсем несусветное. Это все называется конструктивная оппозиция. Неконструктивной, понятное дело, не платят.
Нет, теоретически я могу согласиться, что те, кто молчат, тоже заслуживают уважения. Но делать они будут то, что говорят крикуны. И даже те, кто считает себя начальством, и те крикунов боятся, и их слушают. Вот ведь в чем штука.
4.
Да кто он такой, этот преподаватель? Я ему деньги плачу, а он мне двойки ставит. За мои же деньги. Глупости, право слово.
Конечно же, я все знаю. Ну, предположим, не совсем то, что знает он. Зато – все по жизни, я так и говорю. А он – что он вообще видел, теоретик? До сих пор не может понять, что тот, кто платит, тот и заказывает музыку…
А может, он просто на что-то намекает? С девчонками – заигрывает, с парней – хочет коньяк. Ведь скучно же ему живется, бедолаге…
А может, попросить братву ему физиономию начистить? Или дверь поджечь в квартире, тоже сойдет. Подумаю эту мысль с утра.
5.
Как же они надоели, что крутые, что милиция. Никакого проходу не дают. Вот она – власть, простая и без прикрас. Если ты – в форме, подошел, якобы документы проверить. И уже он от тебя не отвертится, пока не заплатит. У крутых – и предлога не надо. Давай бабки сюда, и весь разговор.
Одна проблема – страна у нас маленькая. Все кому-нибудь кем-нибудь доводятся. И начинают правду искать, разговоры разговаривать… Если не на того нарвешься, свои же так отметелят, долго на стоматолога работать будешь. Иначе – зачем она мне была бы нужна, вся эта торговля, весь этот бизнес, точно в милицию бы пошел.
Забавно – эдак читаешь Достоевского: "Тварь я дрожащая или право имею?". Конечно, сейчас все право имеют. И это кем же надо быть, чтобы деньги под проценты давать и жить без охраны! XIX-тый век, одно слово. Правда, в Америке, говорят, двери стеклянные. Так, поди, у каждой бабульки – кольт под подушкой, даже если она ростовщичеством и не занимается. И убивают все равно не меньше нашего.
Сейчас – любой гаишник, любой бандит и право имеет, и всю психологию практически понимает. Без наводки человека видят. Вся надежда от них отвязаться – прорваться куда-нибудь. В депутаты, что ли…
6.
О чем ты говоришь – любовь, семья. Там та же самая игра – кто на ком едет.
Для удобства разделим весь мужской пол на две больших категории – мужья и кавалеры. Если хочешь, женщин можно разделить тоже «по ролям» – жены и любовницы. Кавалер красиво ухаживает, но на него нельзя положиться. Зато им можно управлять; с мужем такие вещи не проходят. А у женщин наоборот – перед любовницей крутишься, делаешь все, что не попросят. С женами так не церемонятся.
Конечно, это все условности, «имена». Кто-то и в семье ведет себя, как любовница. Но ей повезет, если она попала на кавалера. А если – на мужа, то будут оба мучиться, пока не разведутся или друг друга не переделают на свой лад. В твоем-то возрасте пора такие вещи понимать. Сам-то себя куда относишь? Конечно, чтобы, с одной стороны – муж, а с другой – так, немножко погулять. И не то, чтобы практически ты завтра побежал кобелировать, а вот так… умозрительно. Вот чтобы тебе было можно, а ей – нельзя. Так ведь?
7.
Сколько нового узнаешь о близких людях, когда начинаешь делить имущество. Оказалось, все равно какое – квартиру или предприятие. То, что я покупал эту квартиру и придумал это дело, никого не волнует. Видите ли, я уезжаю на Запад, а им – здесь мучиться, так что это я им еще доплачивать за жизнь в России должен. Интересно, все, кто остается жить в этой стране, рассуждают также?
И что теперь? Суды и пересуды. За все и про все я получил небольшие отступные, решил сыграть в благородство. Пока возился, контракт за рубежом ушел. Жить в этом городе мне негде, отношения со всеми испорчены. Еще и бывшая жена со своими новыми мужчинами повсюду попадается.
Как они все надоели! чиновники с рыбьими глазами, женщины – с кроткими коровьими, партнеры-товарищи – с лживо-печальными. Разговоры о высоком, и немой вопрос во всех глазах – что я с тебя могу поиметь.
Деньги – это всего лишь разменный суррогат власти. Когда их нет, а ты – не директор, не чиновник, не собственник, тогда ты – в самом низу пирамиды. И все эти жлобы стоят у тебя на плечах, и давят вниз всей своей массой. И давят тем сильнее, чем больше ты на них работаешь.
Как хочется им отомстить! залезть повыше, и популярно объяснить, что они из себя представляют! ведь ровно же ничего. Надо только найти двери, которые ведут с нижних этажей этого сооружения на следующие.
…Однако если они –жлобы, то зачем ты, такой хороший и умный, рвешься в их общество? Что тебе – до них?
Во-первых, чтобы о моих замечательных качествах ума и характера знал не только я, но и другие, нужно соответствующее социальное положение. Во-вторых, чтобы они не смели мне тыкать и указывать, что я должен делать. В-третьих, мне власть положена по праву, я же – не таков, как они. В-четвертых…
Может, ты им и завидуешь? Они на виду, при деле, от них ждут решений, они вкусно едят и хорошо пьют, их возят машины со служебными шоферами, в любой город они едут за чужой счет и исключительно по важному делу.
Так ведь что ж… и завидую.
8.
Теперь это – твой мир. Ты обедаешь в закрытой демократической государственной столовой, а ужинаешь в кабинете олигархического кабака, обсуждая сложные проблемы управления страной (городом, областью, отраслью: нужное – подчеркнуть). Иногда ты спрашиваешь себя, во сколько такой обед или ужин обошелся бы тебе года два-три назад. Ты еще замечаешь эти мелочи: ты еще не стал человеком системы.
С твоими коллегами ты здороваешься за руку. Руки у них бывают двух сортов: мягкие – у сибаритов, которые объясняют всем, что они много работают, так что времени на себя у них категорически не хватает. У другой части – руки жесткие от занятий в атлетических залах, игры в теннис, катания на горных лыжах и плавания. Ты искренне пытаешься найти привлекательные черты и у тех, и у других. Это нетрудно: у них богатый жизненный опыт, и они, в общем, любят им делиться. Что-нибудь из такого романтического: как они избирались во власть году этак в девяностом, или как строился мясокомбинат в восемьдесят шестом. Сопоставляя их рассказы, ты удивляешься, насколько точно они умеют дозировать информацию. Но одновременно они кажутся стопроцентно откровенными. Восхищение и возмущение этим обстоятельством постепенно срастаются у тебя в одно чувство.
Кроме чиновников, тебе приходится вести дела с гражданами. Последних ты постепенно учишься делить на проходимцев и убогих. С проходимцами приходится дружить, убогих – терпеть. Нужно совсем немного, чтобы завоевать у них авторитет, который ты уже начинаешь принимать за народную любовь. В результате ты узнаешь много нового: от технологии производства кирпичей и изготовления пива до устройства современного боевого самолета. Тебе начинает казаться, что ты можешь управлять всем этим. А глядя на физиономии директоров этих предприятий, ты уверяешься, что твои представления о своей компетентности зиждятся на надежной основе.
В твоем мире принято деление на своих, чужих и врагов. Враги – это бывшие или будущие свои. Чужие никак на тебя не влияют. Это просто запомнить.
И все реже в голову приходит вопрос: а что же, собственно, я здесь делаю?
9.
Принято считать, что власть нужна для чего-то. Как и деньги, это лишь посредник. Это – средство, чтобы сделать нечто. На самом деле власть – это самоцель, также, как деньги и секс. Они заполняют твою жизнь, плавно трансформируясь одно в другое. Чем больше у тебя первого, второго и третьего, тем больше тебя любят. А раз любят – значит, ты хорош. Чемпион. Ты нужен всем. «И даже солнце не вставало б, когда бы не было меня».
Естественно, ведь это я – принимаю решения о том, какими должны быть цены, где что можно построить, когда начинаться зиме… то есть, отопительному сезону. Учителя учат, врачи лечат, милиционеры ловят… все по моей команде. Я – мозг и сердце этой жизни, ее соль земли. Я настолько велик, что могу по благородству на небольшой промежуток времени позволить кому-то думать иначе. Это оттеняет мои черты распорядителя кредитов всенародного доверия.
10.
Ну вот, только сделаешь себе что-нибудь приятное, как непременно это попытаются отобрать. За власть приходится бороться со всеми подряд, прямо удивительно хлопотное занятие. То – прыткие такие подчиненные заговоры составляют. То – на начальство косо посмотрел. А тут еще граждане какие-то постоянно. Окститесь! у меня и без вас столько проблем! Вам трудно, а кому сейчас легко?
Вот так целый день суетишься, все время при деле. Огромная востребованность меня и моей службы. То есть – как оторвался от жизни? Вот этого не надо, я прекрасно знаю, что где творится. И у Ивана Ивановича, и у Льва Соломоновича в резиденциях. И в сером, и в белом, и в желтом доме. Так что это ты о чем?
Как быстро летит время за всей этой суетой. Просто некогда оглянуться. Строим капитализм!… с прежним коммунистическим энтузиазмом! пятилетку в четыре года, чтобы успеть к новому президентско-депутатскому сроку. Ты понял, да, что власть-то изменилась? То есть как изменилась – вроде все те же при ней, а теперь еще и при больших деньгах; раньше-то они вроде чего-то немного стеснялись. Да ты что, теперь говорить можно все, что угодно! власть другая! Ах, говорить… конечно, конечно.
11.
Их всех нужно к ногтю. Вот он, чиновник, вертится как вошь на гребешке. Конечно, теперь он не помнит, как меня гонял; а деньги мои он получал через пятые руки… а может, на третьих-четвертых ручонках они немного и терялись?… пойди теперь проверь. Корпоративная солидарность, как говорится. То есть круговая порука у нас, как в блокаде. И приятно вспоминать, как некоторых я все же выгнал. Из-за их некомпетентности, конечно, ничего личного.
А людишки-то все врут, убогие. Садово-огородные участки недавно распределяли. Попросил посчитать: за последние тридцать лет количество выделенных им участков в два раза больше оказалось, чем общее количество семей, включая те, что из одного. А то еще жилье – интересная вещь. Чего только не наслушаешься при распределении. Что-то я запутался: сколько у нас там очередей, кроме общей? Семь? Двенадцать? Неважно, впрочем… Зарплату им не платят. Полгода. Пришли жаловаться. И что? Даже если верблюда полгода не кормить, он подохнет. А эти – ничего. После полгода голодовки. Свеженькие. А некоторые еще касками по асфальту стучат. Лучше бы головами стучали, может, поумнели бы, а то еще вздумали железные дороги перекрывать. Это им явно кто-то из наших посоветовал. Нам-то что, мы уж как-нибудь самолетами, а населению надо помучиться. Потренироваться на друг друге, понимаешь? Чтоб они поняли свою трудящуюся суть и научились, наконец, слышать приказы.
Боятся, говоришь? Значит, любят. Тех, кого долго любят, всегда боятся. А мне еще долго здесь сидеть. Кстати, что у нас там с охотой в эту субботу? Все готово? А баня? Вот то-то же.
12.
Ты посмотри на себя. Ты стал мизантропом.
И что? В России от русофобии не страдают только дураки. Кто только нас не ругал, кто только не ненавидел. Ведь это же русский сказал про патриотизм как убежище негодяя. И сослался потом на англичанина, процитировав с точностью до наоборот. Англичан-то мы уважаем больше, чем самих себя.
Так недолго и без страны остаться.
Эка хватил! что-нибудь останется, какой-нибудь округ. Да и то – оно к лучшему, такая большая страна при таком маленьком населении существовать не может. В Москве вон все так думают, только вслух сейчас перестали говорить. Вслух-то мы все едины, со страной и народом. И народ отвечает нам тем же; все говорим друг другу то ругательные, то ласковые слова. Не поругаешься, не помиришься. Большая семья. И начальники у нас все – плоть от плоти народной.
…Только почему-то в средней массе твои сослуживцы глупее и подлее. Знаю, их таких народ таких выбирает. Но ведь перед этим же их уже отобрали, вложили в них деньги, и представили любимым масс-медиа. Просим любить и жаловать: вот она – элита нации. Я уже перестал удивляться, откуда только извлекают очередной экземпляр.
А ты чего хотел? Небось, если бы они были поумнее, так ими стало бы труднее управлять. Если это вообще было бы возможно. Да и с остальным… если человек верит, что он дурак, так ведь он умного будет лучше слушаться. Так что русским надобно быть глупыми – судьба у них такая. И мучиться от русофобии. Как американцам – от своего самолюбования.
Все – ложь. Ты вообще кому-нибудь доверяешь?
Конечно. Ведь все – правда. Ты думаешь, здесь есть какое-то различие? И всем – верю. Только не до конца. Может же человек ошибаться? Он же не специально, он искренне не хотел тебя обманывать. Так получилось. Да и что есть истина? Кому она нужна, вообще?
13.
Это рано или поздно случается со всеми. «Акела промахнулся». Надо бы отдохнуть. Возьму-ка я больничный. Разыгралась у меня вегето-сосудистая дистония, понимаешь…
Какая пустота кругом. Три месяца – ни одного дельного звонка. А ведь уже полгода после больницы. Убедили: вам надо поменять работу. Поменял, дурак. Знал же все наперед. С вами будем постоянно консультироваться, привлекать. Сижу теперь в конторе, бумажки перекладываю. Эксперт. Даю советы. Раньше мне их давали, так что как они относятся к моим советам, я представляю.
Сколько же их было раньше! ни одного вечера не давали провести одному! Теперь даже выпить не с кем. Так, шелупонь всякая кругом.
Поехать, что ли, по старым местам. Так ведь опять же – халдеи повсюду, никаких денег не хватит. Нет, деньги власть не заменяют: чувство не то. Тут тебя искренне любили, а за деньги ты любовь покупаешь. Хотя оно что ж поделать, приходится и покупать…
Играю в судьбу по маленькой. Как люди жили без телефона? И никакой Интернет его не заменит. Хотя, конечно, вещь полезная, не спорю. А поговорить?
Все начинается с голоса. Они мне говорят: как здоровье, а я им – отлично! И надо держать паузу.
Как ты не успокоишься? ты же ни на что не годишься. Время стала другим: не работают старые связи. И то сказать: любовницы – замужем, партнеры и собутыльники – большинство за рубежом, а другие пропали куда-то. Радуйся тому, что имеешь.
Радоваться? когда я даже не могу влиять на ход истории?…
Знаешь, я все равно еще вернусь. Я им еще покажу. Я напишу мемуары. Правду и только правду. Ни один историк потом не разберется.
май – июнь, 2001